– Тсс! – потребовала Кэти и склонилась над молодой женщиной. – Не могу ничего разобрать.

– Черт!

– Что она говорит? – спросил Давид.

Кэти покачала головой:

– Я… я не уверена… Что-то типа «тастин» или «даздин».

– «Das Ding», – догадался Артур. – Нечто… По-немецки это значит «Нечто».

Все замолчали, мысли разбегались. «Нечто»… Наверное, это самое непонятное слово из всех возможных, поскольку может значить что угодно. Но в сложившихся обстоятельствах… То, как незнакомка его произнесла… Энергия, которая ей потребовалась, чтобы выдавить его из себя… «Das Ding»…

Кэти заметила, что Давид щупает свой шрам, уставившись в окно. Почему он молчит? Почему никто ничего не говорит? Эта женщина либо заблудилась, либо попала в аварию! «Скажите же что-нибудь! Скажите, что оставить такие царапины способен любой дикий зверь! Скажите, что это сделал хищник, и я вам поверю!»

– Это хищник, – решился наконец Артур, указывая на раны у женщины на груди. – Рысь, которую она сбила, не разглядев в темноте. Вывернула руль, машина съехала в кювет. Потом, совершенно потеряв голову, вышла из машины. Было темно. Она склонилась над безжизненной массой, и умирающий зверь ударил ее лапой.

– Это, возможно, объясняет тот факт, что пострадавшей расцарапали грудь, а не спину, – подтвердил Давид, пытаясь успокоить жену. – Поэтому на ней нет ни перчаток, ни шапки, а только куртка. Она вышла из теплой машины.

– Да, точно! – добавила Кэти. – Все совпадает! Это рысь!

Артур кивнул:

– Она испугалась и побежала, думала, что за ней гонится… Через какое-то время она увидела на дороге следы от шин. Подумала, что недалеко есть какое-нибудь шале. Поэтому бежала и бежала… Пока не спросила себя, не повернуть ли обратно. Но ее остановили мысли о Нечто… И о машине, лежавшей в кювете… Она решила идти дальше… Долгих пятнадцать километров по снегу, подъемы и спуски… И вот она здесь, после четырех или пяти часов утомительной ходьбы… Ей удивительно повезло.

– Неслыханно повезло, – повторила Кэти.

Она стала гладить женщину по щеке:

– Нужно бы продезинфицировать раны. Чтобы лучше заживали… Дорогой, принеси мне перекись водорода, пожалуйста. Еще не помешало бы напоить ее и приготовить для нее суп. Горячий овощной суп.

– Откуда ты это знаешь?

– Знаю, и все. А еще знаю, что мы находимся в самом сердце леса, в часе езды от ближайших домов, и что в окрестностях спокойно себе разгуливают всякие отбросы типа Франца. Так что не… – Кэти обернулась и неожиданно рассмеялась. – Храпит! – воскликнула она. – Слышите! И все громче и громче к тому же! Вы только послушайте!

Все с удивлением обнаружили, что затаили в этот миг собственное дыхание.

Давид же почему-то вспомнил странное событие из прошлого, свидетелем которого он как-то стал: он присутствовал на некой прощальной панихиде, когда одному мужчине в рот попала смешинка во время кремации собственного сына. Нечастный покончил жизнь самоубийством неделей ранее.

– Схожу за антисептиком, – просто сказал он.

В гостиной Клара как сумасшедшая носилась за Гринчем, но Давид не обратил на это никакого внимания. Зайдя в лабораторию, он бросился к пишущей машинке. И хотя он знал их наизусть, но все же хотел перечитать последние фразы своего романа, которые напечатал за несколько минут до случившегося.

Обессиленная, очень худая женщина с темными короткими волосами наконец увидела шале. Ее спасение.

Он с беспокойством посмотрел на фотографию энтомолога. Мужчины без указательного пальца… Сначала числа, теперь эта история, сошедшая со страниц… Простая случайность?

– Нет… Хватит случайностей! – прорычал он.

Что же тогда? Что же?

Необъяснимо.

Необъяснимо, как и все, что происходило с ним постоянно. Его проклятие.

Он схватил с полки пузырек с перекисью водорода, хранившийся между запакованными шприцами, формалином, иглами, необходимыми для бальзамирования. Потом надел высокие ботинки и куртку. Он должен был понять.

Нечто…

Давид вернулся к остальным одновременно с Аделиной, которая несла стакан воды. Едва он открыл дверь в гостиную, как на него набросилась Кэти:

– Ты куда это так вырядился?

– Постараюсь дойти до дороги. Найти ее машину.

– И речи быть не может!

– Отличная мысль, – подтвердил Артур. – Мы не нашли у нее никаких документов, кошелька тоже нет… Вдруг вам удастся их найти, и вещи ее.

– Я сказала, об этом не может быть и речи!

Аделина протянула Давиду ключи от своего джипа. И собственный нож в ножнах.

– Возьмите… На всякий случай…

Давид осторожно взял в руки кожаный пояс с ножнами. Зачем Аделине такое оружие?

– Один ты туда не пойдешь! – продолжала настаивать Кэти, дезинфицируя раны незнакомки. – Это полный идиотизм! Надо просто разбудить ее и спросить, что с ней произошло.

– Если ты так и будешь орать, она точно проснется! Пусть отдохнет для начала, придет в себя, она смертельно устала! К тому же, может быть, она не говорит по-французски… и по-английски. Кто-нибудь понимает по-немецки? Я едва до десяти могу сосчитать.

– Знаю пару слов, поздно за него взялась, – ответила Аделина.

– Я понимаю, то есть читаю скорее, – сказал Артур.

– Давид! Один ты не поедешь! – отрезала Кэти. – Понял?

– С ним могу поехать я, – предложила Аделина. – Вдвоем мы…

– Совсем ку-ку?

Давид подошел к жене и нежно ее обнял:

– Не волнуйся, малыш. Я вернусь максимум через час… Заприте за мной дверь.

Кэти проводила его до машины и присоединилась к Аделине, которая ушла готовить суп и обед в кухню. Артур остался в спальне следить за молодой женщиной.

Вскоре она пришла в себя.

Жива. Она жива.

Кэти прижалась носом к стеклу и смотрела, как по снегу, собирая последние хлебные крошки, прыгал черный как смоль дрозд.

Аделина, стоявшая рядом с ней, разминала вареный картофель, из которого затем, добавив в пюре муки, принялась замешивать тесто. Наконец она заговорила:

– Может, перестанем уже дуться друг на друга? А то я с ума сойду после всего, что тут приключилось.

– Двадцать минут уже… – вздохнула Кэти.

– Двадцать минут… Он еще не уехал, а ты уже хочешь, чтобы он вернулся! Ты все время за ним так следишь?

– Я… Просто Давид не отдает себе отчета в опасности. То есть я не это имела в виду… Конечно же, он понимает, что опасно, а что нет, только… Только смерть его не страшит…